проза
аниил дхармс. случа(йные наброск)и
об авторе: буддист-абсурдист.
проблема – это концепция проблемы. убрать уровень концепций – значит убрать уровень проблем. это как в прятки играть: чтобы тебя не смогли найти, нужно закрыть глаза. дети интуитивно догадываются, что нужно всё делать именно так, но получается у них далеко не всегда. просто они забывают закрыть третий глаз. далее третий глаз поворачивается внутрь головы и пристально рассматривает носителя. рассматривает до тех пор, пока не станет понятно, что носителя-то и нет! а как его после такого найдёшь?
у Будды был один ученик, испытывавший к нему большую привязанность (и выражавший её тем, что постоянно пытался привлечь внимание Учителя разговорами). Будда давно повторял, что привязанность – причина страданий, и он совсем не хотел страданий ученика, поэтому часто спрашивал у него: чего ты ко мне привязался?!
Окончательную Истину невозможно увидеть ни одним из трёх своих глаз. ими можно увидеть лишь то, что увидеть её с их помощью нельзя. и увидев это, можно увидеть Окончательную Истину. но не глазами, это сложно объяснить… вы попробуйте, сами увидите.
наш муравейник: следом за Моруа
Ардагони был ещё совсем молодым божеством. Мать в первый раз привела его выбрать себе игрушечный мирок – сущий пустяк по сравнению с теми, которыми ворочали взрослые! - в магазин игрушек. Населявшие этот мир народы были такими примитивными, а сам он – так прост в обращении, что его без опаски можно было доверить и ребёнку.
Внутри пластиковой колбы на пластиковой подставке висела крохотная планетка. Всё, что требовалось от владельца – это раз в месяц подбрасывать туда щепотку любви и несколько капелек счастья, реализуя свою божественную природу.
Ардагони исправно делал всё это, пока не вырос и не занялся делами серьёзнее и величественнее, позабыв свои детские игрушки. А люди, которые населяли этот мир, тем временем продолжали жить свои жизни, счастья и любви в которых становилось всё меньше. При этом почему-то они всерьёз считали, что счастливыми им мешают быть другие люди (увы, ума многим из них тоже недоставало) и вели свои бесконечные скучные войны.
Хотя нет, бесконечными они как раз не были: в конце концов жителей на планее осталось совсем мало, да и оставшиеся после всех этих химических атак и ядерных бомб особым здоровьем не отличались. Если у кого-то и рождались дети, они были уродами и быстро умирали. В конце концов на всей планете осталось только двое: Альманора и Финкьяри.
Этот мир ещё долго никто не доставал из мешка для старых игрушек, так что никто так и не увидел, как он доживал свои последние дни. И как умер Финкьяри, изо всех сил пытаясь сберечь последние крохи любви (крохи для этого мира, но не для него самого!) для Альманоры, своей Королевы.
трагические судьбы гадких утят
Жил-был один гадкий утёнок. Ну, по правде говоря, никаким утёнком он не был, да и гадким был уж точно куда меньше остальных, но о том, что он гадкий и о том, что он утёнок, ему постоянно твердили окружающие, и оснований для сомнения наш герой не видел. Да что там говорить, он и близко не мог допустить даже мысли о том, что этот порядок вещей неправильный и не догадывался о своей сути: огромном потенциале прекрасного лебедя. Не догадывался и так никогда не догадался, ровно как и не догадались окружающие: “утёнка” успели сломать раньше, чем он присоединился к остальным лебедям. Так что наш утёнок попал в дурку, где и провёл остаток своей полной боли жизни в овощном состоянии, напичканный нейролептиками первого поколения – современные препараты утки-врачи признавать отказывались.
Другому же утёнку повезло больше: он успел превратиться в лебедя до того, как случилась катастрофа, но крышей всё равно поехал. Остаток жизни его мучали кошмары и воспоминания о прошлом, и свою прекрасно-лебединую жизнь он прожил, сидя на препаратах и борясь с обострениями.
А ещё один утёнок был в курсе оригинальной истории про гадкого утёнка и тоже любил лебедей. Он уже был готов к преображению в прекрасного лебедя, вот только оказалось, что не лебедь он никакой, а реально гадкий утёнок с мегаломанией. В дурку его отправили уже сами лебеди: многие из них в душе оказались не такими уж и прекрасными, а заносчивыми лебедями-снобами, презирающими чужаков. И они совсем не любили, когда к ним примазывались всякие untervogel.
стул в небытие
вначале не было ничего.
нет, действительно, в свежесамозародившейся Вселенной для «ничего» просто не хватало места: вся она полнилась неисчислимым множеством сущностей, слишком свободных и мало с чем определившихся, чтобы иметь достаточно уловимые, хоть как-то пригодные для их описания, свойства.
эти сущности кружились в поначалу неупорядоченном танце, притягиваясь друг к другу и отталкиваясь: они провели так не одну вечность, совершенно, даже не пытайтесь, несоизмеримое со временем до их (за)рождения, время.
но и это было не навсегда: взаимодействие порождало первые локальные области упорядоченности и первые структуры – слишком нестабильные, чтобы существовать вечно, но каждая такая нестабильность была шажком вперёд, пусть и не всегда удачным. время от времени начали появляляться структуры, которые хоть и не могли избежать разрушения, но были уже достаточно живучими, чтобы просуществовать и развиваться в течение заметных периодов времени.
сложно перечислить всё, что было создано в этом танце роя сущностей, но самым удачным его изобретением стал Хранитель.
Хранитель был, по сути, чем-то вроде божества, создающего, упорядочивающего и постоянно ремонтирующего постоянно разрушающийся мир. Описания того, как Хранитель (за)родился, как он начал осознавать себя, мир вокруг и свои возможности, по сути, рассказа про детство божества и его внутренний мир, порождающий внешний, хватило бы на целую (глубоко сакральную) книгу, но он не был тщеславен и не собирался писать мемуаров и автобиографий.
мир был невелик, а населяющие его существа – прекрасны. Хранитель любил их всей душой, но при всей своей любви уберечь этот мир полностью не было под силу даже ему, и некоторые любимые им структуры, в том числе и существа, всё равно разрушались.
периферия мира была упорядочена (пусть и с локальными возмущениями беспорядка), в центре же мира бурлил хаос – именно там зарождались новые структуры и именно там могла погибнуть неосторожная старая.
за периферией же начиналось детерминирование и остановка всего, полный порядок, а за полным порядком шло небытие, как его ещё наиболее экстремальное воплощение. небытие не оставляло попыток наступления и поглощения мира – Хранитель же сдерживал его во время таких интервенций.
когда же небытие было спокойно, Хранитель, время от времени, сидел на стуле скраю мира и молча наблюдал за этой вечной пустотой – только так он мог сполна чувствовать вверенный ему мир. никто не знал, что он думал в эти моменты, и он мог считать своим успехом, что никто из так нежно любимых им созданий не был знаком со всеми этими чертовски тяжёлыми вещами.
Никто из них не мог понять его выражения лица после всех этих молчаливых медитаций, увидев в глазах Хранителя весь ужас подступающей к их миру, вечно стремящейся на него наброситься, Неизбежности.
миры как касеты и грамофонные пластинки
невечное возвращение.
Описать мир каких-высших существ, которые записывают Вселенные вроде нашей на аналоги грамопластинок и аудиокассет, тиражируют и продают. В итоге такое существо может раз за разом пережить всё существование Вселенной целиком, от начала до конца, со всеми переживаниями всех её обитателей и наблюдая за местами, где ни разу не побывало ни одно живое существо. Населения миров оживают раз за разом и раз за разом умирают, причём на бессчисленом количестве экземпляров записи. Кто-то собирает целые коллекции Вселенных, которые пылятся на полках и проигрываются изредка, а то и вообще никогда.
Описать, как плеер зажёвывает и портит кассету прямо посреди драматичной истории, происходящей с её обитателями (история описывается параллельно с повествованием об этих высших существах, причём имена эта история и кажется основной по построению текста). Кассету выбрасывают в мусорку.
драматурги
Драматурги – сверхъестественные существа, вмешивающиеся в (ранее благополучные) судьбы существ или целых миров, чтобы сделать из них цепляющую за живое эмоционально насыщенную либо просто поучительную историю, призванную удовлетворить их и Наблюдателей либо стать учебными пособиями для других надмировых существ.
При этом они могут в каком-то смысле любить своих жертв/персонажей, как своих персонажей может любить писатель, позже их убивающий. и как раз тем, кого они любят больше всего, кто наиболее значим в Повествовании, они и создают наиболее серьёзные испытания.
читатели
Читатели – большие любители историй. Они читают истории миров, которые пишут народы и цивилизации, и уже от авторов зависит, бросят ли их мир, не дочитав историю даже до середины, или будут перечитывать вновь и вновь, обеспечив миру ницшеанское вечное возвращение (аналог жизни после смерти, но в масштабах целого мира).
инструменты
Может ли у инструмента быть своё, независимое (и ложное) мнение о том. что с его помощью делают? Что он думает о своём создателе? Что он думает о том, кто им пользуется? Как он оценивает важность своей роли в мироздании?
Считает ли линейка себя мерой всех вещей, а молот кузнеца – ковцом своей судьбы? Каких взглядов придерживается молоток, а каких – отвёртка?
Рады ли они своему (пред)назначению и как относятся к создателю и пользователю, если существование приносит им в основном боль? Если их роль в мироздании при этом велика? Если ничтожна?
Смысл в том, что мы сами можем быть инструментами, которыми пользуются другие люди и высшие силы. И мы часто не знаем своей подлинной роли: какая разница, что мы там мы о себе думаем?
пустыня
суровое наказание высших сил: я заключён в звуке, разносящемся над пустыней.
что это за звук, я не знаю, да и некому знать: здесь есть только я. у него нету слушателя, нет у него и источника. кроме того, пустыня бескрайняя: если бы здесь и был кто-то, то куда бы он ни пошёл, он шёл бы вечно. но здесь никого нет, поэтому идти некому и некуда.
моя темница звучит не так уж и долго и быстро замолкает. перед ней была вечность небытия и пустоты, они же ожидают меня и после.
а потом всё повторяется: та же пустыня, та же темница и те же мысли.
каждое движение сознания, каждое мгновение моего существования уже было несчётное количество раз и будет столько же.
а я даже не знаю, со мной ли.
город и числа
город покрыт домами. город находится в сетях маршрутов общественного транспорта. город оснащён, город снабжён многими другими пронумерованными объектами, процессами и явлениями.
числа делят город на зоны влияния: так, маршрут двадцать девятого троллейбуса – это зона влияния числа 29.
люди же живут примерно в одних и тех же домах. встают примерно в одно и то же время. едут примерно на одних и тех же маршрутах, успевая или опаздывая на работу примерно с одинаковой частотой.
однако время от времени картина меняются: люди меняют номера домов, меняют график работы, меняют сами работы вместе с номерами зданий, в которых те находятся… кроме этого, судя по тому, насколько активно они этим занимаются, люди очень любят рождаться и умирать, приобретая номера в книгах учёта рождения и смертей.
так числа обретают динамику.
люди связывают с числами какие-то значения, эмоции, надежды и страхи.
вокруг каждого числа формируется целый ореол кусочков человеческих личностей (некоторые из которых могли уже и погибнуть), целый ореол значений: снова-таки динамичные. и на некотором абстрактном уровне, с одной стороны, созданном городом и людьми, а с другой – освобождённом от них абстрагированием, эти числа оживают.
и на этом уровне числа живут своей жизнью, вступают в отношения: дружат, любят, плетут интриги и дерутся за сферы влияния. и подчиняются законам, например, предельным теоремам теории вероятностей.
но может ли число быть незаконопослушным?
бритва Оккама
помимо основной сюжетной линии по ходу повествования вводится много «лишних» персонажей и бессмысленных ни к чему не приводящих линий. множество “висящих на сцене ружей”, которые и не собирались выстреливать.
а ещё по сюжету орудует какой-то серийный убийца по кличке Оккам, убивающий своих жертв бритвой. и ближе к концу никого из лишних персонажей не остаётся, остаётся только основная сюжетная линия, приходящая к развязке.
цена чудес
В центре повествования - прибор, который позволяет подкрутить вероятность какого-то события (в том числе превратить крайне маловероятные события в происходящие “почти наверное”, по сути превращая обладателя в чудотворца).
Но у этих чудес есть цена (побочный эффект) – во время подобных стохастических вмешательств могут измениться и вероятности зависимых событий, в том числе и совсем неприятных для обладателя и маловероятных до применения прибора.
на руинах микрокосма (руины разума)
в будущем появляется технология, позволяющая ненадолго проникнуть в разрушающийся мозг умершего человека, в некоторой степени «оживить» его на время.
умирает профессор, инженер либо ещё какой-то человек, остающийся единственным носителем знаний по какому-то жизненно важному для других вопросу (будет называть его профессор). он прожил много столетий, и его тело – тело глубокого старика. люди, которые путешествуют по его сознанию встречаются с его личностями в разные периоды: ребёнок, подросток, студент и так далее.
сначала воспоминания оживают, а потом начинают разрушаться: иссыхают водоёмы, сохнут растения, ветшают здания. в конце концов путешествующие встречаются с самой поздней личностью и узнают то, что хотели. профессор в это время преображается и снова становится молодым, какие-то вещи ему всё же подконтрольны.
последняя сцена – профессор (или кто там) ложится на траву вместе со своей давно умершей любовью, ожившей в этом воспоминании, и они вместе наблюдают, как гаснут звёзды. на заднем плане в это время рушатся здания.
бессмертие по Корсакову
история про добровольца, участвовавшего в экспериментах по продлению жизни и ставшего биологически бессмертным. со временем у него развился корсаковский синдром (помнит прошлое до какого-то момента, а вот способность запоминать текущие события существенно нарушена), что не так уж неожиданно, потому что на очень длительные периоды времени человеческой памяти не хватит.
начинается история с того, что герой остаётся единственным выжившим на Земле. память о том, что происходило начиная с какого-то момента (объявления о каком-то крупном физическом эксперименте, в результате и погубившим людей), очень туманная, а свои старые записи он найти не может.
он начинает вести новый дневник, пытаясь понять, что произошло, собрав паззл воспоминаний. время от времени его отбрасывают назад проблемы с памятью, и он заново перечитывает вещи, которые писал совсем недавно. в конце концов у него складывается чёткая картина того, что случилось с человечеством.
однако заканчивается всё тем, что он снова всё забывает, и начинает поиск сначала: становится ясно, что он заново переоткрывал для себя историю гибели человечества уже много раз.
распределённое бессмертие и личностная диффузия
диффузное общение – общение, состоящее во взаимном обмене идеями, взаимном обогащении ими. может затухать (временно или навсегда) при взаимном насыщении. если обмен идёт в одну сторону, общение называется осмотическим.
интересно было бы вообразить сообщество существ, общение которых доходило бы до полного взаимного построения моделей личности друг друга (всеохватывающая theory of mind). у них бы не было техники, мобильной связи, зато у каждого существа была бы не только индивидуальность, но и коллективный опыт остальных.
если одному существу нужно обдумать проблему – оно может посоветоваться с образом другого у себя в голове. при встрече двух разных существ образы в головах синхронизируются, дополняются (если эти образы модифицируются в их головах, нужен механизм разрешения конфликтов. иначе просто инкрементное обновление до последней возможной версии). приводить аналогии с VCS и системами резервного копирования. если первоначальный носитель личности погибает, личность можно восстановить из распределённо хранимого бэкапа в специальный сосуд, в который вливается наиболее современная и полная её версия.
неплохая завязка: группа этих существ каким-то образом оказывается разделена на две подгруппы, так что никакая связь невозможна. каждая восстанавливает недостающие личности из “бэкапов” на своей стороне. в итоге получается две альтернативные ветви развития одних и тех же личностей. что произойдёт, когда они встретятся?
веган на планете хищных растений
космический корабль вегана-исследователя терпит крушение на планете, покрытой хищными растениями. он ждёт спасательную миссию и пытается выжить там любой ценой. маскируется, прячется, охотится на них сам, они охотятся на него.
сначала у него есть бластер. сцены, где он выжигает хищные растения бластером, могут быть крутыми. потом бластер ломается, и дерётся он уже ножом.
писать нужно с максимальной концентрацией штампов НФ, американскими именами и получить в итоге пародию на космические боевики.